Первое сообщение в теме :
А ведь возможно в этих словах есть доля правды:
ЗОЛОТО КОЛЧАКА
Слухи про великое золото адмирала Колчака Александра Васильевича давно по Сибири
расходятся. Много тайн и сокровищ несметных хранит тайга сибирская.
За холмами и долами, за Саянскими горами приключилась эта история золотых сокровищ.
О загадке этой спорят люди до сих пор, но истина в спорах и рождается...
Поначалу надо вспомнить о человеке, главном в истории нашей. Звали его военные люди
в старое время по полному чину: "ваше превосходительство, Верховный Главнокомандующий
Сибири". В должности этой недолго находился адмирал Колчак, всего четырнадцать месяцев.
До революции служил адмирал на теплом Черном море, был известным флотоводцем,
храбрым офицером, сочувствующим матросской братии. Когда грянула революция, многих
офицеров на кораблях матросы возненавидели, но добрая слава Колчака устояла, и оставили его
матросы на прежнем посту. Звание командующего Черноморским флотом держал он крепко.
Доверяли "его благородию" даже скорые на расправу матросские боевые советы.
Шел восемнадцатый год. Прослышали наши вечные супостаты, усатые янычары, про
смуту и разруху в России, стали морские границы России тревожить. Обрадовались турки
трудным революционным временам, размечтались покорить великое Черное море. Но не тут-то
было!
Поднял адмирал Колчак матросские советы, решили пристращать воинственного соседа.
Грозные броненосцы, корабли, военные крейсеры отправились в поход к турецким берегам.
Закрыли дымы русских кораблей солнце и сказал адмирал присмиревшим туркам: "Революция
пусть не тревожит турок, это внутреннее дело народа. А для Турции границы России на
крепком замке!"
Снова стала чиста и спокойна граница морская. Адмирал Колчак старался соблюдать
интересы России на море, ведь он в молодые годы участвовал в обороне дальневосточного
Порт-Артура, имел награды.
Пришло к власти Временное правительство, отозвало в столицу всех крупных военных
чинов. Время было трудное, сложное, разобраться невозможно.
Правительство поручило адмиралу стать Верховным Главнокомандующим Сибирского
Белого корпуса. Колчак выехал в Омск.
Белые генералы признали нового командующего, выслали ему депеши, в которых
признавали его назначение и отчитывались в военных действиях. Временное правительство
наградило Колчака золотым Георгиевским крестом за освобождение Урала.
Советская власть теснила белых на всех фронтах. Тогда белые министры собрали золотой
запас России и решили отдать его часть на военные нужды.
Пришлось белым министрам золотой запас державы разделить. Возложили тогда
ответственность за целую треть сокровища на адмирала Колчака. Золото - самый грузный из
всех известных металлов, а внешне кажется малым. На точных весах вытягивает больше, чем
даже свинец, и сроку ему никакого нет: не ржавеет, не портится во веки вечные. Сотрется разве
немного, ежели долго-долго кольцо золотое носить.
Закрепили договор бумагами казенными, записали в книги казначейские, выдали слитки
золотые адмиралу Александру Васильевичу. Погрузили золото самой высшей пробы, желтые
кирпичики длинные, в прочные дубовые ящики. Сами ящики аккуратно справлены из толстого
дерева дубового, по уголкам прочным железом скреплены. На самих продолговатых
слитках-кирпичиках четкая державная надпись отлита: "Золото Российской империи".
Погрузили-поставили ящики в железнодорожные вагоны "золотого поезда" и отправили
до Красноярского края. В Красноярске отгрузили золото на подводы и двинулись в глубь
сибирской страны. Окружало ценнейший груз боевое охранение из самых преданных казаков.
Замышлял Колчак на золотые деньги обустроить великий поход из Сибири на Москву,
чтобы вернуть прежнее устройство России. Золота вполне хватило бы на все военные дела,
возможно, и осталось бы еще. Но не судьба вышла. Не захотел, видно, сам Господь изводить
русских людей в братоубийственной войне, гражданской войне, не позволил.
Приняв несколько крупных сражений, войска адмирала Колчака отступали по реке Кан.
Всюду ползли слухи, что идет золотой обоз, на котором везут сокровища несметные. Народец
разный в Сибири случался, осужденных много было, лихих мужичков. Кто-то за власть
Советскую боролся, а кое-кто под шумок за добычей стремился. Особенно свирепствовали
китайские отряды, безжалостно убивая всех подряд, без разбору, не жалея ни красных, ни
белых. Китайцы особенно охотно исполняли казни над царскими офицерами, они же и
Смольный стерегли, за плату, конечно. Тогда и решили военные спрятать золотой запас России,
укрыть так, чтобы плохим людям он не достался.
Адмирал Александр Васильевич продумал таинство укрытия золота, колчаковского
золота. Великого ума был человек, из-за лихого времени не понятый.
Вместе с ним жила тайна, сибирская загадка века.
Первую золотую поклажу отправили секретно на Восток, в Японию. Но русский адмирал
терпеть не мог японцев после боев с ними в Порт-Артуре, и если бы не обстоятельства, никогда
бы не пошел на это. Много раз отказывался от лечения в Японии, хотя боевые раны уносили
здоровье.
Вторую часть золота России отправили поездом в Иркутск.
Третью часть укрыли в наших краях. Почему сюда держал путь адмирал Колчак? Потому
что тогда в чащи таежные, в скит Богунайский поселились духовные наставники древней веры.
С ними, священниками, отцами духовными, по обычаю русских моряков, держал совет адмирал
в последние дни своей жизни. По свидетельству очевидцев, он посетил старцев на Богунае в
Рождество, седьмого января, а погиб в феврале этого же года.
В таежном скиту Богунайском скрывался под видом простого священника член
Святейшего синода Русской церкви митрополит Филарет, их святейшество, по титулу. При нем
находились епископы: Никодим, Сергий и Николай. Старцы эти скрывали имена собственные,
не имея сил для борьбы с новой властью по старости и немощи.
Рассказывает Зита Яновна Брэмс: "Проживала моя семья на хуторе Нижняя Лебедевка, на
берегу Кана. Родители, переселенцы из прибалтийского города Каунас, отец, Ян Янович, и
мать, уехали в Верхнюю Лебедевку к родственникам на свадьбу. Под присмотром старших
сестер, малые дети были дома, на печке играли в куклы. А на улице мороз стоял сильный, самое
Рождество, седьмое число. Утром ранним раздался громкий стук в замерзшее окно кухни. В то
время событие большое, потому что на хуторе жила всего одна семья, наша. Выбежали
белоголовые дети на деревянное крыльцо, да и замерли от удивления. Предстали перед нами
военные в погонах золотых. Некоторые и в простых тулупах, в высоких меховых шапках,
перетянутые кожаными ремнями. У многих длинные сабли в ножнах и ружья, заиндевелые от
стужи... Попросили они разрешения у старших сестер на постой, чтобы обогреться и
приготовить походную пищу в нашей печи, а также раненых оставить в нашем доме, тех, что
идти не могут".
Впустили сестры военных и послали младшего брата Роберта на хутор Верхняя Лебедевка
за родителями.
Разговаривал важный офицер с отцом Зиты Яновны, поведал, как оказались колчаковцы
на маленьком хуторе.
Золотой обоз из двенадцати подвод подошел к устью Барги, месту ее впадения в Кан,
когда показалась над мерзлым льдом талая вода, сверху льда канского. Для лошадей
невозможное обстоятельство. Промочили лошади ноги, стали отказываться идти, а вскоре
совсем встали. Нужно было время подлечить коней, а его не имелось, обоз догоняла лихая
погоня. Пока есаул разговаривал с родителями, пришедшими от родственников, солдаты
хлопотали у жаркой печки. Продукты у колчаковцев свои были, консервы разные, даже
мороженый хлеб в коробах плетеных. Скинули господа офицеры тулупы и шинели, грелись у
жаркой печки. Самый главный, высокий военный, пожилой, в мундире красивом, награды
сверкают золотом и каменьями яркими. Российский гость в богатом мундире долго рассказывал
хозяевам хутора о бедственном своем положении, о том, что с новой властью договориться не
могли о мире, о товарищах погибших, о трудных временах, даже - о заболевших лошадях.
"Выручайте нас лошадями, а больных заберите, они еще и поправятся!" - просил военный.
Отдал отец простых тягловых лошадок золотому обозу адмирала Колчака. Кроме того,
попросил главный офицер провести его тропками таежными в скит на Богунае. Трое военных
встали на охотничьи лыжи и пошли за отцом на Богунай, в скит к старцам из дальних краев,
здесь оказавшихся по несчастью... Старцев тех знал храбрый адмирал по Петербургу, там,
перед военной экспедицией в Порт-Артур, они освящали боевые корабли, служили молебен в
честь русского войска.
Долго ли, коротко ли беседовали старцы с военными, но точно известно, что не одобрили
старцы дальнейшее кровопролитие, только к вечеру восьмого января все вернулись на хутор.
Морозной ночью колчаковцы переложили дубовые ящики с царскими гербами на новые
санные повозки при свете факелов. Каждый ящик четыре добрых казака еле несли. Бережно
укрывали ящики эти одеялами суконными и соломой от любопытных глаз.
Вскоре уехали колчаковцы вместе с главным предводителем, оставив в горнице
литовского дома пятерых раненых, которые еще и обморожены оказались. Лечили их родители,
лекаря вызывали, но дальнейшая судьба солдат неизвестна.
"Вскоре после отъезда колчаковского обоза появились мужички с деревни Ильинка, те,
которые частенько у моего отца брали в праздники ячменное пиво. Они зашли в дом, когда
родители отлучились по делам, а младшие дети одни были. Трое здоровых мужчин стали
снимать с раненых колчаковцев верхнюю одежду. Кители на них красивые были, наверное,
дорогие. Полушубки раненых и меховые сапоги лежали недалеко от их постелей, на деревянной
лавке. Раненые не давали раздевать себя, особенно сопротивлялся старый военный, который не
хотел дарить ильинцам свои сапоги. Непокорный пытался встать, но не смог и неожиданно
заплакал, но и слезы его не разжалобили грабителей", - вспоминала Зита Яновна.
Помнит Зита Яновна, как вместе с отцом ходили на берег Кана в лютый мороз к
оставленным на берегу колчаковским лошадям. Лошади лежали в разных местах, недалеко друг
от друга, жалобно ржали и смотрели лиловыми глазами, не в силах подняться, покрытые инеем
и снегом.
Отец, как хозяин, принялся каждый божий день носить корм благородным животным.
Нагревал заботливый хуторянин Ян Янович в большом котле ключевую воду, усердно возил на
санках к берегу реки. Отпаивал лежащих лошадей, кормил их толченой картошкой, овсом,
клеверным зеленым сеном. Березовым голиком сметал с них снег, укрывая на ночь войлоком.
Однажды, ранним утром, все трое, сказочной красоты кони, встретили своего хуторянина,
стоя на собственных ногах. Радость-то была! Теперь можно было рассмотреть их. Оказалось,
что армейские оставили двух жеребцов хорошей породы и настоящее сокровище - кобылицу
красной масти. Изумительной красоты была высокая кобылица. На груди белая манишка. На
лбу белая звездочка, а на тоненьких точеных ногах носочки беленькие. Стала чистокровная
красавица украшением литовского подворья. Под уздою пританцовывала она, изящно
перебирая точеными, в белых носочках, ногами. На ее лоснящуюся шерсть, шелковистую гриву
и белую манишку невозможно было налюбоваться.
Подошло время, и родила кобылица такого же прекрасного ретивого жеребенка. Надо
сказать, когда отвез Ян Янович Брэмс молодого иноходца на Канскую ярмарку, то с большой
славою продал молодого коня, выручив много денег. Накупил девчушкам пестрых тканей,
платков шелковых, сапожек. Для девчушек счастье!
Но какова судьба адмирала Колчака? После беседы со святыми старцами на Богунае,
решил он отстраниться от военного дела. Распустил своих казаков, покрыв великим таинством
судьбу золотого обоза. Видели его в Канске. После железною дорогою добирался до города
Иркутска. Здесь сведения противоречивы. Одни документы утверждают, что пленили адмирала,
другие, что он сам пришел в Совет народных комиссаров, желая остаться в России, хотя бы и
после судебного разбирательства. Надеялся на перемирие с новой властью.
Арестовали Александра Васильевича, поместили в тюрьму города Иркутска. В общей
камере с ним вместе находились русские офицеры, даже один член Государственной думы.
Прошел слух, что к городу приближается отряд казаков, узнавших о пленении их
адмирала, Главнокомандующего Белой армии в Сибири. Тогда и затянулся зловещей петлею
вопрос о казни адмирала. Суд собирать не стали. Решено было предать классового врага в руки
уголовных беззаконников. Неизвестные люди, пользуясь паникой, отворили двери всех
тюремных камер. Адмирал и в тюрьме был в военной форме, золотых эполетах, дорогих
орденах с бриллиантами, золотыми перстнями. Поэтому уголовники с радостью согласились
расправиться с русским адмиралом, ими руководила обычная жажда наживы. Кто-то боролся за
Советскую власть, а кто-то просто наживался на смуте и неразберихе.
Вывели на реку Ангару, к ледяной проруби, сорвав золотые кресты и ордена.
"Последнее желание можешь сказать!" - закричали ему в лицо уголовники.
"Только не вам слышать мое желание!" - ответил с достоинством адмирал.
"Дайте ему повязку на глаза перед смертью", - распорядился организатор казни.
"Не надо", - возразил Колчак. От него потребовали рассказа о золоте Российской
империи. Избивали. Сорвали заслуженные в боях награды морского офицера. Связанного,
столкнули его в ледяную прорубь реки. Вынесла река Ангара тело адмирала на берег,
похоронили его на сибирской земле вдали от Балтийского моря, на берегу которого вырос
морской офицер, непонятый своим народом, непонятый новой властью, не желавший гибели
державы Российской, за которую воевал.
Вместе с ним умерла тайна золотого обоза, золота, предназначенного на обустройство
армии. В то время не сподобил Господь растратить драгоценный металл. Может быть,
понадобится золото в другое, еще более тяжкое время для российской армии, тогда и обнаружат
клад адмирала. Золото на хорошее дело найдется, а от плохого спрячется. Ждет в нашей
сибирской земле достойных преемников золотой запас адмирала Колчака.
БОГУНАЙСКОЕ ЧУДО
Поведала мне старая бабушка Агафья в доверительной беседе про то, что сама видела и
слышала.
Выдался тогда тихий зимний вечерок, засиделись мы, но и причина случилась. Не
восемьдесят, не девяносто лет от рождения было бабушке Агафье, но сто первый стукнул!
Дивные дела Господа!
Молодым всегда интересно узнать, что было, когда их не было. Мчится кипящее время,
исчезает пустое, забывается мелкое. Но богунайское чудо отмывается, как золотой самородок,
сияет ярче непонятой тайной.
Откроем по порядку.
Родилась бабушка Агафья в семье сибирского священника в селе Заозерном. Приняла от
родителей самое доброе, христианское воспитание, без которого не смогла бы и понять, и
оценить приключившееся таинство. А случилось все на холмах богунайских.
В то время умножалась ежегодно рыба в реках, птица в лесах. Разводился всякий пушной
зверь в кедровой, в зеленой тайге, которую вырубали потом долго, но все-таки вырубили
полностью. Пригодилась матушка-природа в смутные времена государственных переворотов.
Только начались в столице гонения, сразу к нам, в дальнюю сторонку сибирскую, редкие люди
приехали. От несчастья бежал народец, оставаясь в глухих сибирских заимках.
Приехали тогда в Сибирь духовные лица. Совесть народа, образованные ученые
священники, монахи из Троице-Сергиевой лавры. Тогда, во времена оные, священникам трудно
пришлось.
Служили они отечеству, мораль и законы веры предков проповедуя. Но не поняли их в
стране, за двух-трех нечестивых всех праведников, без разбору, решили предать на
истребление.
Прибыли в наши богатые края редкие эти люди и расположились рядом с зимовьем
староверов, на Богунае. Судьба духовных лиц перекликалась с судьбой староверов, не
изменивших веру собственную в гонениях царских. Приезжие монахи взялись за постройку.
Вскоре поднялся вокруг поляны за третьим холмом крепкий частокол, а за ним избушки
бревенчатые. Украсила скромное монашеское поселение просторная деревянная церковь.
Приходили в новый монастырь удивленные крестьяне из местных деревень. Нравилось
простым людям радостное место. Порядок, природная красота не испорчена, тропинка петляет
между кедров могучих, белочки прыгают ручные, птицы поют, цветы лесные благоухают.
Среди густого леса открывается страннику древний град деревянный, будто Китеж
сибирский! Возвышается над крышами келий новенькая церковь, звучит над лесными угодьями
чистый перезвон колоколов, приглашая путников к вечерней службе монашеской.
Пожилого возраста священники, каковых в центральной России особенно истребляли, не
одобряли войну и смуту. Сами терпели и другим советовали терпеть, не возмущаясь, находить
выход без столкновений шумных. Монахам пришлось не называть приходящим свои имена,
потому как разные люди их окружали. Старцы искали божественное спокойствие, возможность
прожить последнее время тихо и мирно.
Прихожане спросили одного седого старца о причине его поселения на Богунае. Сказал
мудрец твердо и сурово: "Прибыли мы по божественной воле! Состоит эта воля в том, что все
мы должны в полном спокойствии дожить свою земную жизнь и перейти в жизнь
бесконечную".
Все знают, что старость всегда заканчивается. Земную жизнь хотели старцы закончить
тихо, перейдя в жизнь вечную, в которую горячо верили. Нет в том божьем деянии для
христианской души никакой скорби. Рождаемся со Христом, живем и радуемся, смерть
принимаем, как неминуемую божественную волю. Некоторые монахи ехали через Сибирь в
Китай, Монголию. Наши старики не хотели оставлять Россию, покидать свой русский народ.
В тяжелые времена случалось, что священников и монахов в спешке стреляли и зарывали
не на кладбище, а где придется. Часто требовали от священнослужителя отречения от
Христа-Бога. А какая после этого спокойная совесть у священника?! Старого и слабого можно
заставить сказать неправду, а то и того хуже: выдать братьев по вере, укрывших сокровища
церковные. Стремились наши старцы с правдою, спокойно предстать на суд божий.
Действительно, все насельники здешние, по слухам, из бывших дворян, князей, особенно
если епископ или старец-учитель духовный.
Стали приходить к столичным старцам на Богунай многочисленные желающие
воспринять от них руководство к жизни праведной. Отцы принимали всех с любовью,
успокаивали, указывали путь, но никому не разрешали в скиту оставаться надолго. Ласково
отвечали, что не можем-де мы руководить вами до конца, сами исполняем волю Бога. Воля та
состоит в мирной кончине старцев, не участвующих в распрях мирских.
На вид надежная церковь, а старцы предвещают свой мирный конец. Приходящих к
старцам за советами жителей называли в те времена паломниками. Часто у сибирских людей
бывали затруднения в общении с близкими людьми, соседями, начальством. Поэтому
посещение старцев давало людям направление, жизненную дорогу и душевное равновесие, без
которого само существование невозможно. Мудрость старцев, возможность предусмотреть не
только ежечасную выгоду, но и последствия какого-нибудь поступка человека помогали
сибирским паломникам в нелегкой жизни. От старцев люди узнавали, что не только на войне
подвиги совершаются. Жизнь с подавлением собственных страстей, воздержанием от пищи
также есть подвиг не менее тяжелый, чем ратный.
Но не всякое самоограничение старцев понимали паломники, все тонкости человеческой
морали не усваиваются сразу. Однажды потревожило приходящих любителей духовности
загадочное происшествие. Любя благочестивых стариков, беседуя с ними, перестали вдруг
замечать одного тихого батюшку. Молчали сначала, потом заволновались, спрашивать монахов
стали: "Куда же отец Никодим подевался? Ждем его, а он не приходит!"
Искали и в церкви, и в кельях - нет нигде благочестивого отшельника. Побеспокоились и
утихли, тайна неразгаданной осталась.
Как вдруг снова недосчитались приходящие крестьяне еще одного смиренного
подвижника. От исчезновений таких веяло неземной тайной...
Бывало, спросят у самих старцев прямо: "Где батюшка Сергий?" А старцы будто не
услышат обращенного к ним вопроса, не заметят напряженного взгляда. Иногда спокойно
посоветуют искать в келье, в жилье монашеском. Любопытные паломники постучатся в
домик-келью, подождут у двери. Тишина, не отзывается никто. Только душевный трепет
охватит любопытного, особый, божий страх. Богунайское чудо.
Пожелает кто-нибудь дверь в келью отворить. Войдут, но не встретят никого. Чисто
прибранная келья подвижника пуста, сладко пахнет церковным ладаном, горит лампадка под
иконами. Никто не выходил и не входил. Горит и горит старинная лампадка в красном углу,
словно вечная, помногу месяцев. Угодили старцы Богу.
Так и пойдут удивленные крестьяне, замечая, что от удивления такого остается ощущение
близости таинственной чистоты, дыхания духа святого.
Сказывали маленькие рыбаки, дети старателей, как однажды тайна богунайского чуда
приоткрылась им по безгрешности возраста детского.
Случилось это у реки Богунай.
За крестьянской надобностью отправились ребятишки коней ночью пасти. Засиделись у
костерка до глубокой ночи. Поговорили о разном и затихли, глядя на низкие, крупные звезды.
А место недалеко от скита находилось, рядышком.
Вдруг вспыхнуло что-то огненное над скитом. Столб света яркого до самого звездного
неба поднялся. Озарились тайга и темная река. Замерли дети... На всю будущую жизнь
запомнили столб огненный. Священнослужители ничего сказать не могли. Назвали сибиряки
дивное явление чудом на Богунае.
В другое красное лето отправился один молодой человек на берег Богунайки пасти телят,
да и заночевал на приволье луговом. Летняя ночь благоухает травами душистыми, цветами
ночными. Воздух лесной такой душистый, что человеку кажется, будто вливается в него
счастье жизни. Прекрасен мир божий!
Глубокой ночью, когда стихли даже крики ночных птиц, началось тихое свечение куполов
церкви в скиту. Спать не хотелось, стал он рассматривать светящиеся купола-луковки. Юноша
молчал и любовался на звезды дальние.
Вдруг, как молния, от двух келий сразу вознеслись к звездам два ослепительных световых
потока. Все виделось ярко, и смог паренек рассмотреть чудесные огни. Озаренные небесным
светом, яко ризою невиданной, возносились к небу два наших богунайских старца. Узнал
знакомых батюшек юноша. Даже назвал их по святым именам: "Первый священник Зосима, а
другой отец Савва!"
После этого местный народ православный не знал, какой ответ давать властям, куда
перебрались священники.
Среди старцев богунайских особенно выделялся один возрастом преклонным и особым
отношением к нему братии монашеской. Как ни стары были священнослужители, но всех
старше был владыка, отец отцов. Скрыл он тогда имя свое, но один дотошный мирянин
разузнал через прислужников старца, что пожаловал к нам в Сибирь от столичных гонителей
член Священного синода Русской православной церкви митрополит Филарет. Он, митрополит
Филарет, участвовал в освящении военных кораблей в Петербурге, где и познакомился с
адмиралом Колчаком. Его слов ждал Александр Васильевич, к нему спешил за советом по
замерзшему Кану, ему принес сомнения свои и муки душевные. Нелегко было русскому
адмиралу воевать с собственным народом, поэтому, обмороженный и измученный, пришел он к
великим церковникам, стремясь найти у них ответ на вечный вопрос: "Что делать?" После
встречи со старцами Колчак распустил свое войско, прекратил военные действия, а золото
укрыл так старательно, как прячут драгоценные клады.
Почтил Господь праведниками и патриотами землю Сибири, и теперь она не пустая стоит!
Бережно окружали своей заботой монахи старца великого, двое всегда под руки держали
его. Но сам владыка, согбенный и усохший, отстранял помощников, опираясь на точеный
посох, двигался неспешно. Посетители обступят старца, всякий свою беду рассказать желает,
совета попросить стремится. Удивляются посетители славному подвигу христианской жизни.
Светится на летнем солнышке белоснежный головной убор владыки с наплечным
покрывалом. Знак высшего церковного сана. На белоснежном уборе сверкает звездным сиянием
бриллиант крупный в золоте православного креста. Тогда настоящее все было: вера в истинные
добродетели, люди стойкие, камни драгоценные. До того, как в изгнание попасть, проживал
этот священнослужитель в знаменитой лавре под Москвой, называемой Троице-Сергиевой,
сейчас город Загорск. В исторической этой лавре лежат частицы мощей самого Ильи Муромца,
русского богатыря. В лавре во время мятежа укрывался сам Петр Первый. Батюшки несли в
себе национальный дух земли славянской, тем и привлекали сибирский народ, завещали жить
праведно, честно.
Находились с владыкой и митрополиты гонимые, и епископы. Церковные архивы
подтвердили, что следы священнослужителей ведут именно к нам, сохранились письма
владыки, в которых он сообщает о намерении выехать в Сибирь, за острог Красноярский,
проследовать железнодорожным путем в сторону таежную, глухую, указать точно
месторасположение права не имеет, потому что с ним находится монастырская братия,
доверившая ему свои жизни.
Никто из православных подвижников до китайских границ и городов чужеземных не
добрался, да и не желал добираться.
Если верить народным богунайским преданиям, то когда наступил черед главному
владыке исчезнуть вослед прочим праведникам, взяли люди добрые из паломников белый
головной убор митрополита, хранили, не снимая креста с алмазом-бриллиантом, как великое
достоинство русского священнослужителя. Тайна клада этого потомками не раскрыта.
Не приняли тогда старцы наследников русского монашества, не передали молодым слов
последних, опасаясь за жизнь молодежи в смутное тогдашнее время. Начиная с девятнадцатого
года и по двадцать четвертый год исчезали монахи друг за другом.
Горели неугасимые лампадки медные, иконы висели на стенах, келии чистые стояли.
Стихли службы церковные, умолкли молитвенные песнопения. Началось новое чудо.
У церковного алтаря перед иконою Божьей Матери горела большая свеча! Благодарные ли
жители ставили ее, поддерживая порядок в скиту, или неизвестной волею держалось прежнее
убранство скита - то никому неведомо.
Однажды приехал местный милиционер на резвом коне, проверить, что творится на
Богунае. Куда люди подевались? Вещи на месте, мебель сохранена, а стариков нет нигде.
Ничего выяснить не удалось, да в той напряженной жизни не до этих мелочей было.
Помнит старая бабушка Агафья то далекое время. Случилось перед праздником Крещения
Господня. Вышел владыко с резным посохом в облачении парадном искать место на реке, где
бы удобно было воду освятить. Такое действие называется по-церковному искать Иордань.
Долго, с трудом переступая, поддерживаемый помощниками, ходил седой старец, молился.
Неожиданно, от скита недалече, ударил он в лед посохом. Посох его не простой был, резной
весь, дерева кипарисного, с тонкою позолотою. Расступился лед, открылась прорубь невеликая
и осталась незамерзшею.
Геологи чудо подтвердили, сказали, что горячие ключи появились, потому не образуется
лед в месте указанном. Вода у бережка дымится и от проруби к середине реки лед тонок.
Помнит старая бабушка Агафья то время. Осталась у нее с тех лет из скита лаковая икона
святителя Николая Чудотворца. Раз в год стекает по образу скорбная слеза, стекает она,
хрустальная, по душам православным. Далеко заблудились мы, люди русские, и каждый прав
по-своему. Бьются измотанные люди о непробиваемую стену, забывая смысл жизни.
Со временем разрушился скит на Богунае, запустело все понемногу, после войны уже
мало чего оставалось. Кто-го ходил туда в старые кельи за иконами редкими. Славились те
иконы красотою и особенной благодатью. После войны пришли времена перемен. Многие
охотничьи избушки горели, не без помощи человека. Прошлись несчастья и по остаткам скита
богунайского. Но если придете вы на поляну, где скит находился, почувствуете особенный
воздух, дыхание тайги, молитвенную тишину.
Здесь приручали горностаев великие старцы, лечили сибирских ланей и собирали
целебные травы... Да и горячий ключ до сих пор бьет водой незамерзающей, охотники
уверяют - целебной.
Вслушайтесь в тишину леса, перестаньте думать о мирских заботах, вспомните о
достойных старцах, их мужестве, их любви к людям.
Где жили старцы? В благодатнейшем уголке Сибири, где уже начинаются Саянские горы,
но где они еще не набрали всю высоту и силу горных кряжей, где каменные склоны только
изредка обрываются скалами красноватого базальта. Есть на Богунае и кедры - сибирские
кипарисы, в большинстве своем колотовые. Золотистые стволы кедров устремлены вверх, в
небо, каждая их веточка, иголка и хвоинка тянется к ненаглядному солнцу, такому желанному в
нашем холодном крае. Стремительная и прозрачная, разрезает горы река Кан. Забьется сердце
каждого сибиряка, увидевшего все сразу: изгиб реки, стесненной горами и скалами, нависшими
над водой, сверкающей бликами; зеленую тайгу, подступающую к прозрачному потоку;
бездонную глубину неба над красотой земли.
Кажется, пряный, насыщенный ароматом трав и цветов воздух наполняет грудь, делает
невесомым самое существо человека. Живительная сила природы наполняет сердце каждого
сибиряка. Неизвестные благочестивые старцы делали известное и нужное дело: призывали
людей беречь данную от высших природных сил красоту, убеждали жить праведно и честно,
защищая братьев меньших.
Вечная им память! Придет время, будет нашему рассказу продолжение, добрым людям
утешение!
ЗОЛОТОЙ ЗАСОВ
Старые годы предивные были. И жил народ сибирский искони богато. И золото мыли в
наших горах. Цвели окрест Богуная-реки богатые села: Ильинка, Верхняя и Нижняя Лебедевки,
длинная Успенка, урожайная Сокаревка. Всех не перескажешь, забудешь.
До смутных времен жил не тужил в нашей старой Сокаревке крепкий хозяин Константин.
И все в руках у него так и множилось. Устроил из лучшего леса просторный дом и двор со
всякой живностью, все содержал в исправности, порядке и богатстве.
Счастье на белом свете быстро летит. А горе кривое тащится веками, и нет ему, хромому,
желанного края и конца. Кажется нам, что оно навсегда. Ан нет, бывает, как говорится, и на
старуху проруха.
Пролетели годы благие да прискакали из Москвы лихие.
Свергли со святого престола сначала царя-батюшку, а за тем и за Господа Бога взялись.
Кто тут замечал мелкого человека? Принялись лихие обновленцы прежнюю сытую жизнь
потрошить.
Вышло по новым порядкам всеобщее разорение. Начались по богатым селам-деревням
поборы от властей.
Выщипали курей, коровушек увели. Коней добрых угнали, а все мало. Идет голодное
время, есть новой власти нечего, значит, корми.
Вскоре затихли пустые хлева да голые подворья. Пришел черед вещам. Обвешается
бедняцкий отряд оружием своим и к новой усадьбе крестьянской приступит. Спору тут нет.
Обругает кулаком и давай потрошить сундуки да амбары.
Платье шелковое часто прямо при хозяйке надевали с прибаутками.
Тащили на белый свет шутники медные самовары, хорошую посуду и все такое. Любили и
золото, у кого было, найти в тайнике. Искали прекрасно.
А что? Времени у веселого бедняка много. Коров не пасти. Цельный божий день, бывало,
усадьбу перетряхивали. Наверняка рано или поздно все ценное повыгребут.
Прячь ни прячь, а при таком особом внимании да заботе о чужом добре-богатстве уже не
скрыться.
Деревня, все на виду.
Переберут чердак, щели все протычут. Полы широкие поднимут. Погреба глубокие
прогребут. Стайки да сараюшки, и те шерстили до последнего.
Скорехонько являлись на свет заветные тряпицы с царскими деньгами да
кольцами-серьгами.
Шустро доставали ироды тусклого блеска золотой песочек. Словно нюх какой дал им Бог
на всякое драгоценное имение. И самородок золотой не упрячешь, догадывались.
Разорили таким макаром всех поселян. Да, да, всех, почитай, обобрали до нитки. Стали
наши люди от хлеба зависеть совершенно. Стали с голоду пухнуть.
Придут от властей, прикажут все сдавать ценное, а потом утром обыск.
Очистят избу, так сказать, для новой жизни. Освободят от старых пережитков - царских
пожитков. Чтобы не думалось о темном жирном прошлом.
Пришли так однажды и к нашему крепкому хозяину-дедушке. Шел про Константина
верный слух, что намывал он во свою прежнюю царскую жизнь на Богунае вдоволь чистого
золота.
Славился Константин из Сокаревки таким редким даром-талантом. Драгоценности в земле
находить. Был он природным рудознатцем. Даже не учился нигде, а видел в хрустальном ручье
таежном самородное золото. Мы, простые люди, мимо пройдем, подумаем, что в ручейке
блеснуло стекло бутылочное. А Константин узнает настоящий сырой изумруд. Обрадует своих
чудесною находкой. Оттуда и повелось его благополучие.
Да, видно, пришел ему срок. Подстерегли однажды новые власти красную зорьку.
Нагрянули во всеоружии разоблачать-раздевать кулацкую душу.
Но надо сказать, и дедушка не промах был. Почувствовал на своем добре хищные
взгляды. Решил еще загодя воспротивиться общему разорению.
Закрылся тихонечко в сараюшке ото всех и домашним ничего не сказал, мастерил или жег
что-то очень долго. Так и не узнали в семье, что делал.
Заметила только бабушка, что исчезло из дому все золото. Исчезли и кольца венчальные,
и серьги, и запас песочка драгоценного, и крупные самородки.
Будто ветром сдуло. Спрашивать не стала. Хозяин - барин, спору нет.
Забарабанили поутру в двери архаровцы с наганами да саблями на тощих боках. Смеялись
над стариком-кулаком. Открыла им бабуля с молитвой. Отодвинули лихие гости ее подальше и
принялись обирать избу с краю. Рылись начальники усердно и копались по всем углам. Трудно
им было, больно богатый дом попался.
Вынести сразу все невозможно. Устали сердечные за день. Смеялись до обеда, но к вечеру
задумались.
Ладно там, платья шелковые да самовары первыми утянули.
Но про самое главное ни слуху ни духу. Пропало кулацкое золотишко. Не нашли, нет
песочка. Где кольца? Где серьги? Исчезло богатство. Куда?
Вызвали архаровцы хозяина на строгий допрос. Вдруг встал рудознатец природный на
смерть в отказе. Грозили ему наганами, угрожали всякими смертями. А он затаился. Говорит
одно - не знаю и молчит. Хоть убейте. Усмехались поначалу. Штучки кулацкие известны. Не
уйти от комбедовских ищеек никому.
Протрясли деда-хозяина и жарко взялись за дом. Распотрошили на совесть. Отыскали со
зла даже мышиные гнезда. Вывернули все до крысиных берлог. А сокровищ золотых нет нигде.
Ищите ветра в поле. Наставили под вечер на деда упрямого страшный наган и щелкнули даже
для острастки. И все зря. Молчит кулак, словно воды в рот набрал.
Порешили тогда отправить его в уездный застенок для несговорчивых. Авось выбьют там
из него золотишко. Отправить-то легко туда человека, да обратно дороги уже не было. Пропал
наш дедушка-хозяин где-то на исправительных каторгах.
Пришло еще чудом от пропащего единое последнее письмо-весточка. Пишет-просит наш
родитель, чтобы исполнили родные его последнее желание на белом свете. Сберечь дом и
никогда его не продавать вовеки.
Запомнила верная жена из того письма те заветные слова. Не горюйте, мол, обо мне, а
только, главное, дом наш ни за что не продавайте, никогда.
"Как бы ни было тебе, дорогая жена, трудно и голодно. Дом мой твоим должен быть, это
моя последняя воля. Прощайте".
Претерпела семья рудознатца много всякого горюшка. Быстро беда за бедой налетела.
Кипела жизнь котлом. Успевай только уворачиваться, такие щепки на всю державу летели.
Вернулась его семья в родной дом из ссылки полными новыми людьми. Голыми да босыми.
Запряглись понемножку лямку в местном колхозе тянуть. Тащилось новое житье-бытье
бедняцкое веками, а не днями. Скучать некогда стало. Свести бы концы с концами на кусок
хлебушка. Привыкли только к такой тощей жизни, а тут мира не стало. Вдруг война пришла.
Подмела хозяев со дворов. Работали за троих.
Победили, наконец, вздохнули немножко. Выросли в доме внуки-правнуки. И от войны
Сегодня в 5:10 pm автор 
Тема: Александр Бушков СИБИРСКАЯ ЖУТЬ " 
